Крестник - Страница 3

Так прошло все лето и осень. Наступила зима. Раз, встретившись с следователем где-то на именинах, Александр Иваныч спросил:

— А когда-то вы Ваську поймаете?

— Да он ушел давно… Отчего вы его не ловили сами?

— Если захочу — и поймаю… Сегодня же поймаю. По рукам?

Гости подхватили Александра Иваныча на слове. Дело было близко к полуночи, и он сейчас же отправился в экспедицию, захватив с собой и следователя.

— Куда Ваське деваться, должен быть здесь, — уверял Александр Иваныч авторитетно. — Сказал: поймаю — и поймаю…

Ночь была темная и ветреная. Порошил сухой снежок. Становой с следователем и двумя стражниками выехали на окраину завода, где уже начинались плохие избенки. Около одной из таких избенок они остановились с необходимыми предосторожностями. Стражники остались на улице, а Александр Иваныч постучал в оконце. В избе долго никто не откликался, а потом тихо скрипнула дверь.

— Кто крещеный? — спрашивал старческий голос.

— Принимай гостей, Устиновна, — поздоровался Александр Иваныч, чиркая в сенях спичкой.

— Ох, Александр Иваныч, родимый ты мой… — запричитала старуха. — По душу по мою приехал?

Эта была мать Васьки, проживавшая в своей избушке бобылкой. Она и плакала, и тряслась, и ничего не умела объяснить. Совсем из ума выжила старуха. Александр Иваныч сделал осмотр избы во мгновение ока и даже спустился в «голбец», то есть в подполье. Васьки нигде не было. Александр Иваныч вышел в темные сени, опять чиркнул спичкой и сделал следователю знак остановиться у деревянной лесенки, которая из сеней вела под крышу, а сам начал осторожно подниматься наверх. Следователю видны были только одни ноги Александра Иваныча, а потом все стихло. Это была зловещая тишина, продолжавшаяся несколько секунд, пока Александр Иваныч добывал свои спички. Когда вспыхнул огонек, мимо него вылетела какая-то неопределенная масса и скрылась в слуховом окне. За ней во мгновение ока вылетел и сам Александр Иваныч, всем телом рухнувший на копошившегося в снегу Ваську.

— А, попался, варнак… Эй, люди, сюда!..

Васька напрасно извивался в снегу змеем и все старался выпростать правую руку: Александр Иваныч насел на него настоящим медведем, схватив левой рукой правую руку Васьки, а правой — Васькино горло.

— Врешь, шельмец!.. Не узнал крестного?.. Вот как вашего брата Александр Иваныч корчит…

Подбежавшие стражники скрутили Ваську по рукам и ногам, а он все молчал, точно онемел. Очень уж все быстро случилось. Всю дорогу, пока Ваську везли в полицию, он упорно молчал и только в полиции, когда его стали обыскивать и нашли за голенищем нож, он криво улыбнулся и проговорил:

— Дешево я достался тебе, крестный… Вон и гостинец тебе был припасен.

— Врешь, подлец! — рявкнул Александр Иваныч, сшибая с ног Ваську ударом кулака. — Разве ты разбойник? Дрянь ты, вот что! Посмотри на себя, ну какой ты разбойник? А еще туда же, Хрусталева зарезал… Стыдно тебя и крестником назвать!..

Оставшийся в одной рубаке Васька действительно не имел никакого разбойничьего вида. Среднего роста, немного сутулый, с небольшой головой, он представлял собой заурядный тип заводского мастерового, которому не нож в руки, а гармонию. Круглое, едва тронутое жиденькой бородкой лицо Васьки тоже ничего особенного не представляло, за исключением глубоко посаженных глаз и какого-то тупого взгляда. Он производил впечатление именно такого тупого малого, и самое подходящее место Ваське было бы где-нибудь в кучерах. Новичок-следователь с удивлением рассматривал знаменитого Ваську и только пожимал плечами.

— Неужели это тот самый? — спросил он Александра Иваныча, не выдержав. — Вы не ошибаетесь?

— Ха-ха!.. Слава богу, в шестой раз ловлю… Васька, подлец, ты ведь семью осиротил: после Хрусталева-то жена сам-пят осталась! Ну, с чего ты его зарезал?..

Васька неожиданно заморгал глазами, и слезы потекли по его загорелому лицу.

— Бог нас рассудит, Александр Иваныч… — шептал Васька. — Сам не помню, как все дело вышло… Только ведь я через этих самых лесников муку свою принимаю, а тут увидал Хрусталева, как он с левольвертом за мной гонится, — у меня свет из глаз…

Новый удар прямо в зубы не дал Ваське кончить. Александр Иваныч вдруг рассвирепел и бросился бить «крестника». Он таскал его за волосы, бил о пол, пинал ногами, пока следователь не оттащил его за руку.

Счастье, как известно, очень капризная вещь. Поимка Васьки вызвала еще большее раздражение заводской администрации против Александра Иваныча. Начались мелкие дрязги, стычки и доносы. Александру Иванычу вовремя нужно было бы покориться силе, а он еще больше поднял голову и пошел против течения. Завязалась горячая борьба, закончившаяся тем, что Александра Иваныча притянули «к Анне и Каиафе», несмотря на заступничество губернатора. Следствие производил Голубчиков и постарался не ударить лицом в грязь: это было первое «хорошее» дело в его участке, да и зверь попался красный! Выплыли наружу такие дела, о которых Александр Иваныч давно уже забыл. «По совокупности» всех дел было до сотни.

Финал разыгрался в окружном суде только через год. Александр Иваныч был лишен всех прав состояния и приговорен к ссылке «в отдаленнейшие места». В «последнем слове» Александр Иваныч сказал:

— За что же меня одного судить, господа присяжные заседатели?.. Судить, так судить всех…

Из местного тюремного замка срочная арестантская партия выступала в солнечный весенний день. Ей приходилось сделать пешком верст семь, до ближайшей станции Уральской железной дороги. Много тут было серых арестантских шапок и белых арестантских платков. За партией шел обоз с имуществом и целая толпа провожавших родственников. Лязг железных кандалов смешивался с воем и причитаниями женщин. По роковой случайности в эту партию попали вместе и Александр Иваныч и Васька. Первый делал вид, что не замечает своего «крестника», но Васька подошел к нему и добродушно заговорил: